Аналитическая справка на статью В.А. Кряжкова на тему «Конституционный Суд РФ как участник процесса исполнения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека», опубликованной в журнале «Государство и право»
Аналитическая справка
на статью В.А. Кряжкова на тему «Конституционный Суд РФ как участник процесса исполнения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека», опубликованной в журнале «Государство и право»
Статья В.А. Кряжкова поднимает актуальный и широко обсуждаемый на сегодняшний день вопрос об исполнимости решений Европейского Суда по правам человека (далее – ЕСПЧ) в России. Автор, проанализировав практику ЕСПЧ и Конституционного Суда Российской Федерации (далее – КС РФ), а также мнения ученых, присоединяется к доводам критиков обсуждаемых решений КС РФ и в целом такой новации. В свою очередь, ознакомившись с аргументами всех сторон, проанализировав нормы международного права и национального законодательства, считаем необходимым обратить внимание на: 1) соотношение норм Конституции и международного договора; 2) правила толкования и невозможность ссылаться на внутреннее законодательство; 3) анализ практики ЕСПЧ; 4) анализ некоторых рисков и последствий.
1. Соотношение норм Конституции и международного договора
КС РФ в своих постановлениях 14 июля 2015 года[1] и от 19 апреля 2016 года[2] пришел к выводу, что решения ЕСПЧ, противоречащие Конституции России, не могут быть исполнены.
Поводом для рассмотрения дела и принятия постановления 14 июля 2015 года «явился запрос группы депутатов Государственной Думы, которые считают, что обнаружилась неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспариваемые в запросе законоположения».
В свою очередь, проанализировав практику ЕСПЧ по делам против России, мы пришли к выводу, что поводом для обращения группе депутатов в КС РФ явились определенные решения (по делам «Илашку и другие против Молдовы и России (2004)»[3], «Кононова против Латвии (2010)»[4], «Нефтяная компания «ЮКОС» против России (2014)»[5]), вынесенные ЕСПЧ против России, которые властями России воспринимаются как предвзятыми, незаконными, несоответствующими правилам толкования норм международных договоров и противоречащим Конституции России.
Положения Постановления КС РФ от 14 июля 2015 года послужили аргументами для Постановления КС РФ от 19 апреля 2016 года. По делу «Анчугов и Гладков против России» ЕСПЧ постановил изменить законодательство с целью обеспечения правом голоса осужденных. В связи с тем, что право голоса осужденных ограничивается Конституцией России, КС РФ постановил, что решение ЕСПЧ по делу «Анчугов и Гладков против России» не может быть исполнено.
В этой связи возникает необходимость проанализировать соотношение норм Конституции и международных договоров.
Отмечаем, что подавляющее большинство стран мира придерживается позиции о приоритете основного закона над международными нормами[6]. С.Ф. Ударцев считает, что «в отношении всех международных договоров сохраняется принцип приоритета норм Конституции как концентрированное выражение необходимости и возможности обеспечения национальной безопасности Казахстана в условиях глобализации»[7]. Ж.О. Кулжабаева полагает, что в случае коллизии международного договора и казахстанской Конституции, приоритет отдается «исключительно конституционным нормам»[8].
Из смысла статьи 4 и пункта 2 статьи 74 Конституции Республики Казахстан вытекает, что Основной закон республики обладает приоритетом над любыми другими правовыми актами. Международно-правовые обязательства, вытекающие из международных договоров, не обладают приоритетом над Конституцией и не могут быть исполнены в случае коллизии с Конституцией. Международный договор, противоречащий основному закону, не подлежит заключению.
Аналогичные нормы закреплены и в Конституции России, согласно которым, «Конституция Российской Федерации и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации» (ст. 4), «Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации».
Российская Федерация стала участником Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года (далее – Европейской конвенции) 1998 году. К тому моменту вопросов о несоответствии Европейской конвенции Конституции России не возникало. Проблемы начали возникать позже. Например, согласно статье 3 Протокола № 1 к Европейской конвенции, «Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются проводить с разумной периодичностью свободные выборы путем тайного голосования в таких условиях, которые обеспечивали бы свободное волеизъявление народа при выборе органов законодательной власти». Данная статья распространяется на всех граждан, без каких либо ограничений, кроме объективных (возраст, дееспособность и другие). В связи с отсутствием жалоб до 2013 года на законность ограничения права голоса осужденных, проблемы соотношения в данной области норм Конституции России и Европейской конвенции не возникало. В 2013 году ЕСПЧ по делу «Анчугов и Гладков против России» посчитал, что положения статьи 3 Протокола № 1 к Европейской конвенции распространяются также на осужденных, что привело к противоречию со статьей 32 Конституции России, которая ограничивает избирательные права граждан.
Как мы видим, проблема соотношения Конституции и международного договора возникла после заключения международного договора, где противоречие возникло последующей практикой исполнения международного договора, связанной с решением ЕСПЧ. Стоит отметить, что в своей практике ЕСПЧ нередко отмечал, что Европейская конвенция является «живым организмом» и ее следует толковать в соответствии с требованиям времени. Однако, это не говорит о том, что ЕСПЧ необоснованно расширительно трактует нормы Европейской конвенции, поскольку ЕСПЧ сам себе создает прецедент.
Отмечаем, что при разрешении проблемы, связанной с соотношением Основного закона и международного договора, конституционные суды являются последней инстанцией и при вынесении своих решений конституционным судам необходимо проанализировать данный вопрос сквозь призму всей системы международного права и привести достаточные обоснования своих решений.
В случае возникновения таких проблем конституционный суд как единственный орган официального толкования Основного закона должен исходить из того, что Основной закон тоже является «живым организмом», конституционный суд должен представить убедительные аргументы с применением общих правил толкования норм международных договоров, закрепленных в Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года (далее – Венская конвенция).
2. Правила толкования и невозможность ссылаться на внутреннее законодательство
КС РФ, аргументируя свое полномочие определять исполнимость некоторых решений ЕСПЧ, в своем Постановлении от 14 июля 2015 года сослался на нормы (статьи 31[9] и 46[10]) Венской конвенции.
Согласно общей практике толкования норм международных договоров, государства обладают правом толкования норм тех международных договоров, в которых они участвуют. Наряду с ними, такими же правами обладают органы, созданные этим же международным договором. В нашем случае, и Российская Федерация, и ЕСПЧ обладают правом толкования норм Европейской конвенции на основе общих правил толкования норм международных договоров. Данное положение не оспаривается ни Россией, ни ЕСПЧ. Следует отметить, что предоставление права толкования ЕСПЧ на основе статьи 31[11] Европейской конвенции означает, что приоритетным правом в толковании норм Европейской конвенции обладает ЕСПЧ.
Разрешая дело о проверке конституционности положении закона о ратификации европейской конвенции, КС РФ сослался на следующие нормы международного права: 1) императивная норма международного права; 2) нормы Венской конвенции.
В.А. Лебедев считает, что «ЕСПЧ не вправе указать на необходимость изменения национального законодательства, поскольку подобное нарушает суверенитет государства[12]. В своем постановлении от 14 июля 2015 года КС РФ данные факты были в совокупности отмечены как нарушение императивной нормы международного права (jus cogens), к числу которых он отнес принцип суверенного равенства и невмешательства во внутренние дела. Данная аргументация КС РФ не вполне удовлетворило академическое сообщество. Так, Н.В. Варламова отметила, что «предложенный КС РФ подход к исполнению решений ЕСПЧ противоречит самой сути наднациональной системы защиты прав человека»[13]. В.А. Кряжков считает, что ссылка на государственный суверенитет является «не вполне убедительным. Такой подход противоречит позиционированию России в современном мире… возможность передачи своих полномочий межгосударственным объединениям (ст. 79 Конституции РФ) фактически свидетельствует, что суверенитет делим[14]. Следует отметить, что ЕСПЧ анализируя фактические обстоятельства дела, может прийти к выводу, что нарушению прав человека послужило действие/бездействие государства или НПА государства. В случае действия/бездействия государства ЕСПЧ требует прекратить в будущем такую практику, в случае НПА – указывает на необходимость отмены такого акта или поиска альтернативных решений. Такая позиция ЕСПЧ воспринимается другими участниками Европейской конвенции по умолчанию. Официальный сайт ЕСПЧ не ведет статистику об отмененных НПА на основе его решений. Однако мы с уверенностью можем сказать, что после прецедентных дел по наличию распятия в школах Польши и Италии, на сегодняшний день в этих странах запрещено наличие каких либо религиозных символов в стенах общественных школ. ЕСПЧ по многочисленным делам по делам беженцев допустил экстерриториальное применение норм ЕСПЧ. Новое толкование нормы Европейской конвенции о запрете коллективной высылки не было встречено негативно.
К вышеуказанным следует также добавить, что на сегодняшний день Международный Суд ООН не в одном своем решений пока еще не сослался на императивные нормы международного права (jus cogens), хотя стороны приводили аргументы о нарушении таких норм.
Далее, КС РФ в своем постановлении от 14 июля 2015 года применяет нормы Венской конвенции. Тот факт, что КС РФ аргументирует свою позицию статьей 31 Венской конвенции, дает понять, что КС РФ сомневается в правильности толкования норм Европейской конвенции ЕСПЧ (Европейская конвенция истолкована недобросовестно, не в соответствии с обычным значением, противоречащей объекту и целям договора). Тем самым, КС РФ считает, что именно его толкование соответствует общим правилам толкования норм международных договоров, в том числе в отдельно взятом случае. Безусловно, такая позиция требует достаточно веских, обоснованных и неоспоримых аргументов.
В Постановлении от 14 июля 2015 года КС РФ сослался также на статью 46 Венской конвенции. Данный аргумент остался без соответствующего анализа автором статьи В.А. Кряжковым. КС РФ считает, что «государство вправе блокировать действие в отношении него отдельных положений международного договора, ссылаясь на то обстоятельство, что согласие на обязательность для него данного договора было выражено им в нарушении того или иного положения его внутреннего права, касающегося компетенции заключать договоры, как на основание недействительности его согласия, если только данное нарушение не было явным и не касалось нормы его внутреннего права особо важного значения». В целом, в международном праве не оспаривается, что нормой внутреннего права особого значения выступают нормы Конституции. Однако КС РФ не счел тот факт, что положения статьи 46 (в сочетании со статьей 45[15]) Венской конвенции дают основание ссылаться на недействительность и/или прекращение договора, выходы из него или приостановления его действия, а не для того, чтобы «блокировать действие в отношении него отдельных положений международного договора». Из этого вытекает, что положения статьи 46 Венской конвенции могут быть применимы только в отношении в целом международного договора, поскольку обстоятельства, о которых речь идет в данной статье достаточно серьезные, после признания которых, международный договор прекращает свою силу в отношении определенного государства, т.е. в нашем случае, соответствующее применение статьи 46 Венской конвенции должно было привести к выходу Российской Федерации из Европейской конвенции и соответственно, из Совета Европы.
В своей статье В.А. Кряжков обоснованно отмечает, что КС РФ, ссылаясь на нормы Венской конвенции, не обращает внимание на статью 27[16] данной же конвенции. Считаем, что положения статьи 27 Венской конвенции не могут остаться без внимания при толковании норм международного договора, поскольку они являются неким балансом между правом государства толковать нормы международного договора и гарантией исполнимости международного договора.
На основе вышеизложенного отмечаем, что КС РФ в своем Постановлении от 14 июля 2015 года в некоторой степени применил формальный подход при анализе норм Венской конвенции, а именно: статья 46 была применена не правильно; статья 27 не была применена.
3. Анализ практики ЕСПЧ
На сегодняшний день ЕСПЧ признается самым авторитетным международным судебным органом, несмотря на отдельные резонансные дела. Ни одно международное судебное учреждение в мире не может похвастаться такой богатой практикой, как ЕСПЧ: за все время существования ЕСПЧ принял около 712600 жалоб и только по 19500 из них было принято решение, т.е., 93% жалоб были признаны неприемлемыми самим ЕСПЧ[17].
Проанализировав практику ЕСПЧ по делам против России, нельзя сказать, что ЕСПЧ изначально настроен против России. В 2016 году было подано 7010 жалоб против России, из них: по 645 было принято решение (9,2%); 6365 жалоб были признаны неприемлемыми (90,8%). По итогам 2016 года Россия лидирует 7010 жалобами, поданными в ЕСПЧ. На втором месте Украина – 4304 жалоб, на третьем – Турция с 4160 жалобами[18]. В самой сложной ситуации ЕСПЧ поддержал Россию и признал применение силы против боевиков законной по делу «Норд Оста», посчитав, что требования террористов не могли быть удовлетворены, поскольку они были не адекватными и Правительство России не могло поступить иначе.
Касательно позиции ЕСПЧ по статье 3 Протокола № 1 к Европейской конвенции следует отметить, что только Россия и Великобритания не исполняют решения ЕСПЧ, вынесенные по вопросу избирательного права осужденных. Позиция Великобритании не подкреплена каким либо правовым актом. По аналогичным делам против Австрии, Италии и Турции решения ЕСПЧ были исполнены и на сегодняшний день к осужденным в этих странах применяется дифференцированный подход в предоставлении права голоса.
В.А. Кряжков, отмечает, что на сегодняшний день наблюдается некая тенденциозность практики КС РФ: для КС РФ ключевое значение имеют не итоговые решения и даже не содержание аргументов, а сам факт существования практики неисполнения решений ЕСПЧ. Так, КС РФ, ссылаясь на практику Федерального конституционного суда Германии, отметил, что «Европейская конвенция имеет статус федерального закона и наряду с практикой ЕСПЧ служит лишь ориентиром для толкования при определении содержания Основного закона ФРГ; решения ЕСПЧ не всегда обязательны для исполнения судами ФРГ, но и не должны полностью оставаться без внимания». Приводя такую практику, КС РФ не учел тот факт, что Федеральный конституционный суд Германии по данному делу потребовал отмены судебного решения.
4. Анализ некоторых рисков и последствий
Принятие КС РФ постановлений от 14 июля 2015 года и от 19 апреля 2016 года может привести к определенным имиджевым рискам в части доверия государств-участников международного договора России.
Вопросы об исполнимости и необходимости истолкования КС РФ могут стоять касательно актов Совета Безопасности ООН, Евразийской экономической комиссии и других органов международных организации. Несоответствующее нормам международного права истолкование может привести к серьезным проблемам по вопросам международной безопасности (СБ ООН) и взаимной торговли (ЕЭК ЕАЭС). Так, согласно положениям Закона «О внесении изменений в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде»» от 14 декабря 2015 года, КС РФ получил новое полномочия по толкованию решений межгосударственного органа по запросу Президента РФ, Правительства РФ и Федерального органа исполнительной власти.
Проанализировав практику КС РФ, следует отметить, что есть основания полагать, что аналогичная ситуация может возникнуть и в Республике Казахстан. Например, при сравнении норм статьи 3 Протокола № 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года (далее – ЕКПЧ)[19] и норм статьи 25 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 года (далее – МПГПП)[20] можно определить схожесть международно-правовых обязательств. В связи с этим, предполагаем, что Комитет ООН по правам человека (далее – КПЧ ООН) при рассмотрении жалоб на нарушение статьи 25 МПГПП будет поддерживать позиции ЕСПЧ, касательно статьи 3 Протокола № 1 к ЕКПЧ. На сегодняшний день подавляющее большинство соображений КПЧ ООН не противоречит решениям ЕСПЧ, наоборот, нередко КПЧ ООН при рассмотрении жалоб ссылается на решения ЕСПЧ как наличие авторитетной международной практики и позиции. Следовательно, мы предполагаем, что при наличии жалобы против Казахстана на нарушение статьи 25 МПГПП в части ограничения активного избирательного права осужденного, КПЧ ООН примет соображение против Казахстана, аргументировав свою позицию также как и ЕСПЧ[21]. Тем самым, КПЧ ООН поставит вопрос о соответствии пункта 3 статьи 33 (избирательные права граждан) Конституции Республики Казахстан и других законов положениям статьи 25 МПГПП.
Другим немаловажным вопросом, требующим обсуждения является конституционная поправка в пункт 3 статьи 4 Конституции Республики Казахстан, которая в новой редакции гласит: «Международные договоры, ратифицированные Республикой, имеют приоритет перед ее законами. Порядок и условия действия на территории Республики Казахстан международных договоров, участником которых является Казахстан, определяются законодательством Республики». Отмечаем, что под «условием действия» в широком смысле можно понимать основания исполнения или неисполнения международно-правовых обязательств, закрепленных в международном договоре, вступившего в силу для Республики Казахстан. В статье 74 Конституции Республики Казахстан закреплены определенные условия, касающиеся процедуры заключения международных договоров. Так, согласно пункту 1 данной конституционной нормы «Законы и международные договоры, признанные несоответствующими Конституции Республики Казахстан, не могут быть подписаны либо, соответственно, ратифицированы и введены в действие». Согласно пункту 2 – «Законы и иные правовые акты, признанные неконституционными, в том числе ущемляющими закрепленные Конституцией права и свободы человека и гражданина, отменяются и не подлежат применению». Если пункт 1 статьи 74 Конституции касается не вступившего в силу для Республики Казахстан международного договора, то международные договоры не входят в сферу регулирования пункта 2, поскольку согласно статье 1 Закона Республики Казахстан «О правовых актах» от 6 апреля 2016 года под «правовым актом» понимается «письменный официальный документ установленной формы, содержащий нормы права или индивидуальные властные правовые предписания, принятый на республиканском референдуме либо уполномоченными органами». В этой связи новая редакция пункта 3 статьи 4 Конституции Республики Казахстан требует наличия определенных законодательных основ условия действия для вступивших в силу международных договоров. При толковании пункта 3 статьи 4 Конституции Республики Казахстан важным и содержащим в себе определенные риски вопросом является дальнейшее применение понятия «законодательство». Согласно подпункту 16 пункта 1 статьи 1 Закона РК «О правовых актах» от 6 апреля 2016 года, под законодательством понимается «совокупность нормативных правовых актов, принятых в установленном порядке». Статья 7 данного же закона под нормативными правовыми актами признает как основные[22], так и производные[23] нормативные правовые акты. Очевидно, что понятие «законодательство», закрепленное в пункте 3 статьи 4 Конституции Республики Казахстан, не должно толковаться, согласно положениям Закона РК «О правовых актах» от 6 апреля 2016 года, поскольку это может привести к непредсказуемым и негативным последствиям.
Так, анализируемая конституционная норма предоставляет возможность одним нормативным правовым актом (кроме законов о ратификации и Закона «О международных договорах РК») определять порядок и условия действия одного международного договора, положения которого возможно будут противоречить статье 11 Закона «О международных договорах Республики Казахстан». Следовательно, это дает возможность обходить обязательную процедуру ратификации международного договора по вопросам прав и свобод человека, территорий и государственной границы, международной и национальной безопасности, участия в международной организации, государственного займа или оказания экономической помощи.
Толкование понятия «законодательство» согласно пункту 3 статьи 4 Конституции предоставляет возможность влиять на ход реализации международно-правовых обязательств практически всем высокопоставленным должностным лицам Республики Казахстан, что возможно приведет к нарушению норм международного договора, исковым требованиям, снижению имиджа страны, ухудшению международных отношений и другим последствиям.
В этой связи видим необходимость не только законодательного урегулирования данного вопроса, но и участия Конституционного Совета Республики Казахстан с целью истолкования пункта 3 статьи 4 Конституции Казахстана и недопущения в будущем негативных последствий для государства.
Исп.: А. Абылайұлы
Тел.: 74-14-29
[1] Постановление КС РФ 14 июля 2015 года по делу о проверке конституционности положении статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней».
[2] Постановление КС РФ от 19 апреля 2016 года по делу о разрешении вопроса о возможности исполнения в соответствии Конституции РФ Постановления ЕСПЧ от 4 июля 2013 года по делу «Анчугов и Гладков против России».
[3] По делу Илашку и другие против Молдовы и России (2004), ЕСПЧ удовлетворил жалобу истцов на 600 тыс. евро, признав, что Россия нарушила права граждан Молдовы, закрепленных в ст. 3 (запрет пыток и бесчеловечного и унижающего человеческого достоинства обращение) Европейской конвенции о защите прав человека 1950 г. «В декабре 1993 года Верховный суд самопровозглашенной «Приднестровской Молдавской Республики» приговорил Илашку к смертной казни и конфискации имущества, а трех других обвиняемых - к заключению на срок от 12 до 15 лет, также с конфискацией имущества. Илашку и Ивантош были освобождены в мае 2001 года, а Лешко и Петров-Попа до сих пор находятся в заключении в Приднестровье»[3]. Основным аргументом для ЕСПЧ стало, то что, Россия осуществляет эффективный контроль над территорией, властью, населением и международными отношениями Приднестровской Молдавской Республики и соответственно, Россия несет ответственность за действия так называемых властей Приднестровской Молдавской Республики. ЕСПЧ выбрал аналогичную позицию и в деле Катан и другие против Республики Молдова и России (2012), в деле Мозер против Молдовы и России (2015).
[4] В деле Кононова против Латвии (2010) ЕСПЧ допустил ретроспективное применение норм Европейской конвенции, признав вину В. Кононова (партизан в составе Советской Армии в период Второй мировой войны) в военных преступлениях во время Второй мировой войны, хотя Европейская конвенция не имеет обратной силы.
[5] Среди всех решений ЕСПЧ, решение по делу Нефтяная компания «ЮКОС» против России (2014)» было воспринято Россией достаточно негативно и вызвало широкий международный резонанс, поскольку ЕСПЧ впервые в своей истории постановил компенсировать столь внушительную сумму 1 866 104 634 евро за нарушение права на справедливое судебное разбирательство правопреемникам нефтяной компании «ЮКОС». Министерство юстиции России, полагая, что данное Постановление не может быть исполнено в Российской Федерации ввиду несоответствия его выводов Конституции обратилось с соответствующим запросом в КС РФ. На сегодняшний день дело находится в КС РФ.
[6] A. Peters. Supremacy Lost: International Law Meets Domestic Constitutional Law // Vienna Journal on International Constitutional Law, Vol.3, 2009. - pp.170-198, p.185.
[7] Конституция Республики Казахстан. Научно-практический комментарий. – Алматы: Раритет, 2010. – 400 с. C. 23.
[8] Соотношение международного права и национального законодательства: проблемы имплементации. По результатам фундаментального научного исследования, проведенного по грантовому финансированию МОН РК. – Астана: ТОО «КазГЮУ Консалтинг», 2015. – 320 с. С. 13.
[9] Статья 31. Общее правило толкования
1. Договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора.
2. Для целей толкования договора контекст охватывает, кроме текста, включая преамбулу и приложения: a) любое соглашение, относящееся к договору, которое было достигнуто между всеми участниками в связи с заключением договора; b) любой документ, составленный одним или несколькими участниками в связи с заключением договора и принятый другими участниками в качестве документа, относящегося к договору.
3. Наряду с контекстом учитываются: a) любое последующее соглашение между участниками относительно толкования договора или применения его положений; b) последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования; c) любые соответствующие нормы международного права, применяемые в отношениях между участниками.
4. Специальное значение придается термину в том случае, если установлено, что участники имели такое намерение.
[10] Статья 46. Положения внутреннего права, касающиеся компетенции заключать договоры
1. Государство не вправе ссылаться на то обстоятельство, что его согласие на обязательность для него договора было выражено в нарушении того или иного положения его внутреннего права, касающегося компетенции заключать договоры, как на основание недействительности его согласия, если только данное нарушение не было явным и не касалось нормы его внутреннего права особо важного значения.
2. Нарушение является явным, если оно будет объективно очевидным для любого государства, действующего в этом вопросе добросовестно и в соответствии с обычной практикой.
[11] Статья 32. Компетенция Суда
1. В ведении Суда находятся все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней, которые могут быть ему переданы в случаях, предусмотренных положениями статей 33, 34, 46 и 47.
[12] В.А. Лебедев. Концепция прав и свобод человека и гражданина как элемент отечественного конституционализма // Конституционное и муниципальное право. 2015. № 12. С. 7.
[13] Н.В. Варламова. Проблемы конституционализации правопорядка в условиях современных интеграционных процессов. Конституционное и муниципальное право. 2015. № 12. С. 13.
[14] В.А. Кряжков. Конституционный Суд РФ как участник процесса исполнения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека. // Государство и право. 2017. № 5. С. 26.
[15] Статья 45. Утрата права ссылаться на основание недействительности или прекращения договора, выхода из него или приостановления его действия
Государство не вправе больше ссылаться на основание недействительности или прекращения договора, выходы из него или приостановления его действия на основе статей 46–50 или статей 60 и 62, если после того, как ему стало известно о фактах: a) оно определенно согласилось, что договор, в зависимости от случая, действителен, сохраняет силу или остается в действии; либо b) оно должно в силу его поведения считаться молчаливо согласившимся с тем, что договор, в зависимости от случая, действителен, сохраняет силу или остается в действии.
[16] Статья 27. Внутреннее право и соблюдение договоров
Участник не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора. Это правило действует без ущерба для статьи 46.
[17] Overview. 1959-2016, ECHR. European Court of Human Rights, March 2017.
[18] THE EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS IN FACTS & FIGURES. European Court of Human Rights, March 2017.
[19] Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются проводить с разумной периодичностью свободные выборы путем тайного голосования в таких условиях, которые обеспечивали бы свободное волеизъявление народа при выборе органов законодательной власти.
[20] Каждый гражданин должен иметь без какой бы то ни было дискриминации, упоминаемой в статье 2, и без необоснованных ограничений право и возможность: …b) голосовать и быть избранным на подлинных периодических выборах, производимых на основе всеобщего равного избирательного права при тайном голосовании и обеспечивающих свободное волеизъявление избирателей.
[21] Ограничения должны применяться для достижения законной цели и применяемые средства не должны быть непропорциональными. В частности, любые применяемые условия не должны сдерживать свободное волеизъявление народа, они должны отражать или не противоречить цели поддержания целостности и эффективности избирательного процесса. Исключение любых групп или категорий населения должно быть совместимо с основополагающими целями. Не может ставиться вопрос о лишении заключенного его конвенционных прав, только по причине его статуса осужденного заключенного. В конвенционной системе, в которой признанными опорами демократического общества являются терпимость и широкий кругозор, нет места для автоматического лишения избирательных прав, основанного только на том, что может оскорбить общественное мнение.
[22] Конституция, конституционные законы, кодексы, консолидированные законы, законы, указы Президента; иные нормативные правовые указы Президента, нормативные правовые постановления Парламента, Правительства, Конституционного Совета, Верховного Суда, Центральной избирательной комиссии, Счетного комитета по контролю за исполнением республиканского бюджета, Национального Банка, нормативные правовые приказы министров и иных руководителей центральных государственных органов, нормативные правовые приказы руководителей ведомств центральных государственных органов, нормативные правовые решения маслихатов, нормативные правовые постановления акиматов, нормативные правовые решения акимов и нормативные правовые постановления ревизионных комиссий.
[23] Положение, технический регламент, стандарт государственной услуги, регламент государственной услуги, правила, инструкция.
